Неточные совпадения
— Сюда, налево пожалуйте. Извините, что нечисто. Они теперь в прежней диванной, — отпыхиваясь говорил швейцар. — Позвольте, повремените, ваше превосходительство, я загляну, — говорил он и, обогнав ее, приотворил высокую
дверь и скрылся
за нею. Анна остановилась
ожидая. — Только проснулись, — сказал швейцар, опять выходя из
двери.
Он
ожидал увидеть глаза черные, строгие или по крайней мере угрюмые, а при таких почти бесцветных глазах борода ротмистра казалась крашеной и как будто увеличивала благодушие его, опрощала все окружающее.
За спиною ротмистра, выше головы его, на черном треугольнике — бородатое, широкое лицо Александра Третьего, над узенькой, оклеенной обоями
дверью — большая фотография лысого, усатого человека в орденах, на столе, прижимая бумаги Клима, — толстая книга Сенкевича «Огнем и мечом».
Захар, заперев
дверь за Тарантьевым и Алексеевым, когда они ушли, не садился на лежанку,
ожидая, что барин сейчас позовет его, потому что слышал, как тот сбирался писать. Но в кабинете Обломова все было тихо, как в могиле.
Теперь он ехал с ее запиской в кармане. Она его вызвала, но он не скакал на гору, а ехал тихо, неторопливо слез с коня, терпеливо
ожидая, чтоб из людской заметили кучера и взяли его у него, и робко брался
за ручку
двери. Даже придя в ее комнату, он боязливо и украдкой глядел на нее, не зная, что с нею, зачем она его вызвала, чего ему ждать.
Он несколько раз уже переходил чрез сени, отворял
дверь к докторше и озабоченно оглядывал «пузырей», которые, по его приказанию, сидели
за книжкой, и каждый раз, как он отворял
дверь, молча улыбались ему во весь рот,
ожидая, что вот он войдет и сделает что-нибудь прекрасное и забавное.
— Дома Хорь? — раздался
за дверью знакомый голос, и Калиныч вошел в избу с пучком полевой земляники в руках, которую нарвал он для своего друга, Хоря. Старик радушно его приветствовал. Я с изумлением поглядел на Калиныча: признаюсь, я не
ожидал таких «нежностей» от мужика.
— Значит, в самом деле княгиня! — прошептала она про себя как бы насмешливо и, взглянув нечаянно на Дарью Алексеевну, засмеялась. — Развязка неожиданная… я… не так
ожидала… Да что же вы, господа, стоите, сделайте одолжение, садитесь, поздравьте меня с князем! Кто-то, кажется, просил шампанского; Фердыщенко, сходите, прикажите. Катя, Паша, — увидала она вдруг в
дверях своих девушек, — подите сюда, я замуж выхожу, слышали?
За князя, у него полтора миллиона, он князь Мышкин и меня берет!
Она отправилась в свою комнату. Но не успела она еще отдохнуть от объяснения с Паншиным и с матерью, как на нее опять обрушилась гроза, и с такой стороны, откуда она меньше всего ее
ожидала. Марфа Тимофеевна вошла к ней в комнату и тотчас захлопнула
за собой
дверь. Лицо старушки было бледно, чепец набоку, глаза ее блестели, руки, губы дрожали. Лиза изумилась: она никогда еще не видала своей умной и рассудительной тетки в таком состоянии.
У Кожина захолонуло на душе: он не
ожидал, что все обойдется так просто. Пока баушка Лукерья ходила в заднюю избу
за Феней, прошла целая вечность. Петр Васильич стоял неподвижно у печи, а Кожин сидел на лавке, низко опустив голову. Когда скрипнула
дверь, он весь вздрогнул. Феня остановилась в
дверях и не шла дальше.
Действительно, в передней послышался шум. Наташа вздрогнула и как будто к чему-то приготовилась. Князь сидел с серьезною миною и
ожидал, что-то будет; он пристально следил
за Наташей. Но
дверь отворилась, и к нам влетел Алеша.
Я взглянул на Мавру Кузьмовну; она была совершенно уничтожена; лицо помертвело, и все тело тряслось будто в лихорадке; но
за всем тем ни малейшего стона не вырвалось из груди ее; видно было только, что она физически ослабла, вследствие чего, не будучи в состоянии стоять, опустилась на стул и, подпершись обеими руками, с напряженным вниманием смотрела на
дверь,
ожидая чего-то.
— Я все пять лет только и представляла себе, как онвойдет. Встаньте сейчас и уйдите
за дверь, в ту комнату. Я буду сидеть, как будто ничего не
ожидая, и возьму в руки книжку, и вдруг вы войдите после пяти лет путешествия. Я хочу посмотреть, как это будет.
Все трое говорили
за дверью промеж себя, и я время от времени слышал отчетливые ругательства. Разговор перешел в подозрительный шепот; потом кто-то из них выразил удивление коротким восклицанием и ушел наверх довольно поспешно. Мне показалось, что это Синкрайт. В то же время я приготовил револьвер, так как следовало
ожидать продолжения. Хотя нельзя было допустить избиения женщины — безотносительно к ее репутации, — в чувствах моих образовалась скверная муть, подобная оскомине.
Я открыл
дверь и на носках пробежал к лестнице, все время
ожидая, что буду схвачен
за руку или окликнут.
Через час он стоял у
двери в квартиру Олимпиады,
ожидая, когда ему отворят. Не отворяли долго, потом
за дверью раздался тонкий, кислый голос...
Матроска
ожидала дочь и, несмотря на поздний для нее час, с азартом вязала толстый шерстяной чулок. По сердитому стуку вязальных прутиков и электрическому трепетанию серого крысиного хвоста, торчавшего на матроскиной макушке, видно было, что эта почтенная дама весьма в тревожном положении. Когда у подъезда раздался звонок, она сама отперла
дверь, впустила Юлочку, не сказав ей ни одного слова, вернулась в залу, и только когда та прошла в свою комнату, матроска не выдержала и тоже явилась туда
за нею.
Домна Осиповна опустилась тогда на свое кресло и, услыхав, что
за Бегушевым горничная заперла
дверь, она взяла себя
за голову и произнесла с рыданием в голосе: «Несчастная, несчастная я женщина, никто меня не понимает!» Ночь Домна Осиповна всю не спала, а на другой день ее
ожидала еще новая радость: она получила от Бегушева письмо, в котором он писал ей: «Прощайте, я уезжаю!..
И помнит же она эти несколько минут!
За дверью, в щель которой вдруг пробилась острая полоска света, — скрипела постель, стукнула уроненная ботинка, звякала чашка умывальника: видно было, что Саша торопливо и быстро одевается; а она, готовясь и
ожидая, тихо скользила по темной комнате и беззвучно шептала, заламывая руки...
Несколько минут Сергей Петрович простоял, как полоумный, потом, взяв шляпу, вышел из кабинета, прошел залу, лакейскую и очутился на крыльце, а вслед
за тем, сев на извозчика, велел себя везти домой, куда он возвратился, как и надо было
ожидать, сильно взбешенный: разругал отпиравшую ему
двери горничную, опрокинул стоявший немного не на месте стул и, войдя в свой кабинет, первоначально лег вниз лицом на диван, а потом встал и принялся писать записку к Варваре Александровне, которая начиналась следующим образом: «Я не позволю вам смеяться над собою, у меня есть документ — ваша записка, которою вы назначаете мне на бульваре свидание и которую я сейчас же отправлю к вашему мужу, если вы…» Здесь он остановился, потому что в комнате появилась, другой его друг, Татьяна Ивановна.
Андрей. Занимать гостей… Вот пытка-то!.. (Смотрит в
дверь направо). Прощай, Таня!.. Какую я сейчас с тобою подлость сделаю, так, кажется, убить меня… убить!.. Думал: будем век с тобою друг на друга радоваться!.. Ведь вон она сидит: такая веселая, смеется чему-то, лицо такое доброе… и не
ожидает! Злодей я, злодей!.. Да что ж делать-то, коли другая взяла
за сердце, да и вырвала его?.. От своей судьбы не уйдешь!.. И стал я ничем, ничем не лучше всякого разбойника и всякого бесчестного!..
— Сейчас, ваше превосходительство, не извольте беспокоиться! — энергически вскрикнул Пселдонимов, подскочил к сотруднику, схватил его
за шиворот и вытащил вон из-за стола. Даже и нельзя было
ожидать от тщедушного Пселдонимова такой физической силы. Но сотрудник был очень пьян, а Пселдонимов совершенно трезв. Затем он задал ему несколько тумаков в спину и вытолкал его в
двери.
— Господа! — продолжал Устинов, — здесь,
за дверью, как жизни или смерти,
ожидает вашего решения несчастная старуха-мать этого Шишкина. Ведь вся ее радость, единственная надежда, единственный кусок хлеба на старости лет… Пощадите же Христа ради!
В таком положении были дела их до самой той минуты, когда Глафира Васильевна попросила Жозефа подождать ее
за ее
дверью, и он, сидя на лестничном окне, перепустил перед своими мысленными очами ленту своих невеселых воспоминаний. Но вот сердце Жозефа встрепенулось; он услыхал сзади себя бодрый голос Глафиры, которой он приготовил сегодня эффектнейший, по его соображениям, сюрприз, вовсе не
ожидая, что и она тоже, в свою очередь, не без готовности удивить его.
Прошло пять минут, и узник ни разу не шевельнулся. Пятнадцатилетнее заточение научило его сидеть неподвижно. Банкир постучал пальцем в окно, и узник не ответил на этот стук ни одним движением. Тогда банкир осторожно сорвал с
двери печати и вложил ключ в замочную скважину. Заржавленный замок издал хриплый звук, и
дверь скрипнула. Банкир
ожидал, что тотчас же послышится крик удивления и шаги, но прошло минуты три, и
за дверью было тихо по-прежнему. Он решился войти в комнату.
Палтусов
ожидал вступить в большой, эффектно обстановленный кабинет, а попал в тесную комнату в два узких окна, с изразцовой печкой в углу и письменным столом против
двери. Налево — клеенчатый диван, у стола — венский гнутый стул, у печки — высокая конторка,
за креслом письменного стола — полки с картонами; убранство кабинета для средней руки конториста.
Лицо этого незнакомца я в первую минуту не рассмотрел, но, признаться, чуть не обругал его
за то, что он едва не сшиб меня
дверью с ног. Но что меня удивило и заставило обратить на него особенное внимание — это то, что он не вышел в отворенную им
дверь, как я мог этого
ожидать, а напротив, снова возвратился назад и начал преспокойно шагать из угла в угол по отвратительной, пустой комнате, едва-едва освещенной сильно оплывшею сальною свечою.
Сказав это, государь показал Густаву на
дверь, которую и запер
за ним. С сердцем, обвороженным простотою, ласками и величием царя, с сердцем, волнуемым каким-то сладостным предчувствием, возвратился Густав домой, где
ожидали его пленные офицеры. Можно угадать, что они спешили запить свою радость в «Аустерии», где тосты
за здравие нового их государя не раз повторялись.
Глубокий вздох
за дверью объяснил, что чтец с прискорбием оставляет душеспасительное чтение, затем выказалась в зале благообразная фигура старика, одетого чисто и прилично слуге знатного барина. Он стал, сложив пальцы обеих рук вместе на брюхе, довольно выпуклом, и почтительно
ожидал вопроса. Этот вопрос не задержался.
Настенька поперхнулась и сильно сморщила переносицу. Мать отерла ей рот и принялась
за шитье, поглядывая на
дверь, как бы
ожидая кого. Девочка ее не занимала, возиться с ней ей было скучно.
В столовой, громадно-высокой, как и все комнаты в доме,
ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие
за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к
двери, из которой должен был появиться князь.
Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал
за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая очевидно
ожидала входа главнокомандующего.
Анатоль очевидно у
двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел
за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее.